В одном из писем моей двоюродной прабабки Галины Колдомасовой (урожд.Каменской) нашла прекрасный рисунок, изображающий план белорусской избы и прилегающего хозяйства. К рисунку прилагается текст, адресованный внучке: "Имей в виду, что все твои предки по линии моей матери, то есть прадеды и прабабы, были белорусскими крестьянами и чистоплюями никогда не были. Дети у них все лето ходили босиком по земле и навозу, а зимой вся семья спала вперемежку на полатях в избе, накрываясь тулупами, а под полатями, то есть под людьми, на земляном полу всю зиму жили животные, которых спасали от мороза: поросята, телята, куры и проч. В избе, кроме того, в морозы жили кот и собака. Несмотря на это, все были здоровыми, спокойными по натуре, и доживали до глубокой старости, и никому в голову не приходило оскорблять родных отца с матерью и плохо к ним относиться".

Между тем, Макар Зенькович, дед Галины, был крестьянином довольно-таки зажиточным, имел свое хозяйство в Могилевской губернии и даже кирпичный заводик. Всем своим шестерым детям дал образование. Приехав в 1910-е годы к дочери в Смоленск и проснувшись утром в большой комнате на мягкой кровати с белоснежными крахмальными простынями, он, осанистый белорусский старик с окладистой бородой, спросонья воскликнул: «Чи то я помёр?!» 

Нет, не уверена я насчет "спокойной натуры". Когда Макар отправлял старшую дочь Евгению учиться в город, напутствие его было довольно-таки эмоциональным: "Смотри же: если я не только увижу, но даже услышу, что ты осрамила меня, я собственными руками покончу с тобой: на одну ногу наступлю, за другую дерну и разорву пополам»".

Мой же дед Петро, когда его жена Тамара, сестра той самой Галины, начинала настаивать упрямо на своем (что случалось практически постоянно), говорил, воздевая руки к небу: "Ох уж эта белорусская кровь!"

Может быть именно белорусская кровь и крестьянская генетическая память и спасли троих сестер Каменских после революции. Дворянская польско-украинская кровь отца по тем временам ничем помочь не могла. Но в дальнейшей ее сложной жизни Галине, мне кажется, пригодились и достойная закалка Московского Екатерининского Института благородных девиц, в котором она проучилась 6 лет до революции, и жесткое воспитание матери-беларуски, державшей на видном месте шелковый шнурок для острастки дочерей. Изгнаний, лишений, неустроенности и тяжелого труда ей досталось с лихвой и по дворянской доле, и по крестьянской.