Еженедельник "Алфавит", 1999

Бесплатных ветклиник у нас сейчас нет. Даже районные, и те берут за прием около пятидесяти рублей. Скорая помощь – тоже платная. Лечить животных – пока что роскошь, иной раз просто недоступная.
У меня дома живут кошки, и отношусь я к ним как к друзьям. А потому с ветеринарами знакома. Позвонила врачу, лечившему около года назад мою кошку, и напросилась посидеть у него на приеме. «Да пожалуйста, – ответил он гостеприимно. – Когда угодно.»

По дороге пыталась представить, что меня ждет. Скуляще-мяукающая очередь перед кабинетом. Атмосфера обреченности и испуганные взгляды животных. Жестокость хозяев, предпочитающих усыпить питомца, чем возиться с больным.
С этой мыслью я постучалась в кабинет номер 5, параллельно отметив, что никакой очереди перед ним нет.
…В маленьком кабинетике трое. Врач, медсестра и собака колли. Собака, привязанная к маленькому хирургическому столу, под наркозом.
Операция идет полным ходом.
– Удаляем матку, – сказал Анатолий Иванович.
Я встала в сторонке, наблюдая за работой и прислушиваясь к собственным ощущениям. До этого дня я ни разу не присутствовала на операциях, видела, конечно, по телевизору, но это ерунда!
Из неопределенной массы, над которой склонились медики, я выделила непонятную сизую кишку толщиной с сардельку.
– Воспаленная матка, – подтвердил врач.
Крови почти нет. Колли дышит, значит живая.
В этот самый момент у меня появилось чувство, что в кабинете как-то душновато, и закружилась голова.
–    Что, нехорошо? – спросила Надя, медсестра.
–    Да нет, все окей! – чересчур бодро ответила я.
–    А то можно в коридор выйти, если совсем не по себе.
Я представила, как будет выглядеть это бегство, учитывая, что приехала-то сюда именно для того, чтобы посмотреть на работу ветеринара. И ответила, что нет, спасибо, пожалуй, просто посижу здесь.
Операция продолжалась. Мне, с моего стула, все было прекрасно видно. Голова больше не кружилась.
Наконец врач наложил три слоя швов (два внутренних, один внешний), а помощница полила шов из пульверизатора какой-то серебристой жидкостью.
–    Антисептик, – последовало короткое объяснение.
Еще несколько уколов и операция завершилась. Хозяева забрали собаку в коридор – дожидаться машины.
Пациентов пока не было.
–    Мы отвыкли от очередей. – сказал Анатолий Иванович. – Раньше иной раз и перекусить не успеваешь, такое количество пациентов. А сейчас очень много разных ветлечебниц, да и в районных – дешевле, чем у нас. Но каждый день по-разному, иногда и очереди тоже.
Кого приносят? Да кого только не бывает! В основном, конечно, кошки и собаки. Но попадаются и мыши, и попугаи, и экзотика всякая. Хамелеона один раз принесли, и игуана тоже была.
–    И чайка, помнишь? – рассмеялась Надя. – С переломом крыла.
Ветеринар – «и швец, и жнец, и на дуде игрец». Он и осматривает, и диагностирует, и прививки делает, и операции (вплоть до онкологических), и зубы дерет. Печально только, что люди приводят своих питомцев, лишь когда болезнь уже в запущенном состоянии. Визит к ветеринару – крайняя мера.
–    Люди надеются, что болезнь пройдет сама, ведь они не знают, почему скулит собака. Может, просто так. Может, ударилась чуть-чуть. Авось, ничего серьезного. И когда они приходят к нам, остается только оперировать.

Пациентов все нет, и мы отправляемся пить чай. В коридоре я вижу колли, глядящую по сторонам ничего не понимающими страдальческими глазами. Под лестницей на стуле сидит женщина с завернутым в шарф котом…
В комнате, играющей роль столовой, несколько человек, очевидно медперсонал. Влетают еще две дамы, одна другой говорит:
–    …достал меня с этими птицами! После истории с попугайчиком, взял моду отправлять ко мне всех попугаев и посылать на всякие птичьи вызовы…
Для меня она поясняет:
–    Когда я только начала работать, умудрилась свернуть шею попугайчику. Его принесли, я осматриваю и говорю: «А что это у него голова как-то набок?» И повернула. Свернула птичке шею. Попугайчик умирает у меня на руках, вся клиника в истерике, птичку жалко… В общем-то, у него была опухоль, он так и так умирал. Но сам факт! С тех пор шеф постоянно подкидывает мне вызовы к попугаям, и всегда напутствует: «Только голову не сворачивай!»
Я начинаю расспрашивать Анатолия Ивановича о ветеринарной практике.
–    Много зависит от сезона. Вот сейчас чуть потеплеет, люди пооткрывают окна – и кошки начнут сыпаться с балконов и окон. Осенью приезжают с отдыха со всякими клещами и лишаями. Постоянно к нам попадают жертвы автомобилей – собаки и кошки.
Бешенство? Бог миловал, не попадалось. Сейчас все-таки многие делают прививки. Но никогда не знаешь… Ведь существует скрытая, неагрессивная форма бешенства, при которой определить болезнь можно только после смерти животного. Стопроцентно диагностировать очень сложно, надо наблюдать в течении десяти дней, и только потом можно сделать какие-то выводы. И стоишь перед дилеммой – можно усыпить животное, но одно дело, если вскрытие покажет, что это было все-таки бешенство. А если нет?
Жертвы жестокого обращения? Даже не знаю… Сейчас люди стали лучше относиться к животным. Они начинают понимать, что животные – живые существа.

…Потом снова появились пациенты. Щенок добермана, с переломанными из-за рахита бедрами («Кости очень хрупкие, достаточно было поскользнуться, чтобы сломать. Витамины, кальций, пищевой желатин, и полный покой»). Огромных размеров такса, вернее, такс, вылитая копия хозяина. У такса отнялись задние лапы («Обычная проблема у этой породы – позвоночник длинный, лапы короткие, нагрузка на хребет большая. Неудачный прыжок – и пожалуйста, ущемление нерва»). Несмотря на то, что лечение долгое и непростое, хозяин готов на все, лишь бы вылечить друга. Следующий – волнистый попугайчик, с гнойным артритом коленного сустава. Птичку не видно в руках ветеринара, только больная лапка и иголка, чуть ли не больше самой лапки, прокалывающая нарыв. Залепить пластырем («Следите, чтоб не сдирал, и если что – залепляйте снова»), и попугайчик отправляется домой.
К вечеру принесли громадного откормленного кота, проживающего в американском посольстве. Постоянный клиент. Хозяин покупает в лечебнице специальное диетическое питание для кошек, и лечит здесь своих питомцев, кошку и кота. На этот раз привезли только кота, с хронической мочекаменной болезнью («Очень частое явление у городских кошек, особенно у кастрированных. Все потому, что они мало двигаются – у деревенских, или тех, кто хотя бы на лето уезжает на природу, этой болезни просто не бывает»).
На этом день закончился. По пути домой я размышляла о том, что мои мрачные предположения не подтвердились. Ни одному из хозяев даже в голову не пришло, что проще усыпить животное, чем лечить. Может быть, мне просто повезло? Но я так хочу верить, что люди начали понимать, что домашний зверь – живое создание, по-своему неповторимое.

Мария Фролова