Прадедушка Шабалин — сын священника из села Великое Ярославской области. Человек взрывного характера и разносторонних талантов, он пел хорошо поставленным басом, писал прозу, рисовал. По специальности врач-хирург, в 1920-30 годы в Смоленске проводил в том числе операции под гипнозом, которыми и прославился. Моя прабабушка Тамара, которой довелось не только выйти за него замуж (ненадолго) и родить ему дочь, но и побыть его партнером по работе, пишет в воспоминаниях: «Помню, привели девочку лет двенадцати, которую лошадь ударила копытом в голову – на лбу открытая зияющая рана и видна лобная кость. Ее внесли кричащую, с окровавленной повязкой из платка. Он сказал мне: «Мойте руки, будете зашивать рану». Потом подошел к девочке, спросил мать, как ее зовут, и сказал: «Успокойся, Катя, никакой боли ты уже не чувствуешь, сейчас мы тебе сделаем все, что надо, и поедешь домой». Она замолчала и заулыбалась. Я зашивала ей рану без всякой анестезии и спросила: «Катя, тебе правда не больно?» Она ответила: «Нет, теперь совсем нет, а по дороге сюда мне было очень больно».

В быту он был ревнивец и самодур. Моя прабабка сбежала от него через несколько лет бурной семейной жизни — он уничтожил все ее "безнравственные" фотографии, на которых она с подругами танцевала в хитонах в подражание Айседоры Дункан, запретил ей заниматься спортом, ходить на каток, и ждал у дверей с пистолетом на случай, если кто-то станет провожать ее до дома. Своевольный нрав прабабки такого деспотизма вытерпеть не мог, да и где это видано – два тирана в одной семье?..

Сам Сергей Селиверстович на протяжении пяти лет войны ранен ни разу не был.

После войны прожил несколько лет в Германии. Приехав в Ярославль, в семью он уже не вернулся — кто-то шепнул, что вторая жена, мол, могла успеть ему изменить. Для него достаточно было одного только намека, не подтвержденного и не проверенного, чтоб полностью порвать отношения с семьей.

В семидесятые годы прадедушка Сергей присылал нам в Москву рукописи своих прозаических произведений. Мне, ребенку, в руки они никогда не попадали, но родители вспоминают, что тексты носили наставительно-моралистический характер, а один из них начинался неоднозначной фразой "Коммунист Фролов шел по улице" (Фролов — фамилия моего отца, с которым Сергей Селиверстович никогда не был знаком).

О его жизни приходили обрывочные сведения от прабабушки, которая состояла с ним в переписке. Она говорила, что по мягкости характера он подобрал на улице молоденькую бродяжку по имени Серафима (в рассказах она фигурировала как Симка), приютил у себя, и теперь сражается с ее образом жизни, пытаясь наставить на путь истинный. На все телефонные увещевания прабабки (она, хватаясь за голову, начинала немедленно ему звонить) он отвечал с характерным оканьем: "И сОбаку жалкО, а челОвека тем бОлее". Симка прожила у прадеда много лет. Ему неоднократно доставалось от ее полукриминальных приятелей, в том числе и кирпичом по голове в подворотне. Однажды, уснув с сигаретой, Симка устроила пожар и погибла в дыму.

Рассказывают, что в молодости медик Шабалин занимался вопросами продления человеческой жизни и планировал жить до 150 лет. Но так сложилось, что жизнь оказалась очень непростой, дорога не прямой, и некоторые годы, видимо, были засчитаны в небесной канцелярии за два, три, а то и десять лет. Оставшись один, без семьи и поддержки, в крошечной комнатке в промышленном районе Ярославля, некогда известный врач, ветеран войны, кавалер ордена Красной Звезды и ордена Великой Отечественной Войны, он умер в 1988 году в одиночестве и нищете. В последних письмах к моей прабабушке он описывает, как молодой врач Скорой помощи, приехав по вызову, укорял его, что он зажился: «Вам 88 лет, зачем вы столько живете?», и как соседи убили его собаку, пока он лежал в больнице.

Последнее письмо, отправленное ему прабабушкой, вернулось с пометкой "Адресат умер уже год".