|
Стоял июль; после полудня городок, и без того изрядно опустевший к середине войны, полностью вымирал. Пыльные узкие улицы его звенели от зноя, и только ближе к ночи, когда на бугристые мостовые опускалась тень от низкорослых провинциальных домиков, во дворах и за оградами появлялся намек на жизнь. Неспешно выходил из крыльца и садился на резную садовую скамейку усатый дед Алексей Петрович в латаных галифе, деловито заканчивала брошенную утром стирку дородная прислуга Титовых на заднем дворе, звякал колокольчик булочной Гершевича и привычно скрипела, открываясь, несмазанная дверь скобяной лавки.
Но сейчас, в середине дня, все скудное население города N, не призванное в действующую армию и не отправившееся в центр за пропитанием и на заработки, пряталось от зноя в глубинах домов и лавчонок, отыскивая прохладный уголок.
В «Художественной фотографии М. Лалина», чей все еще изысканный, хоть и облупившийся фасад в модном стиле «модерн» украшал самый угол Семеновской и Институтской, Матвей Лалин и его подмастерье – племянник Коська Дынкин, пили чай с ватрушками.
|
|
Каторжная тюрьма
Ротный корпус камера №17
Адресс: нашему старосте
Дорогой товарищ Магат,
Без колебаний и сомнений Вы взяли на себя тяжелые обязанности старосты нашей камеры №17 ротного корпуса Каторжной тюрьмы.
Теперь, уходя от нас на волю, мы чувствуем потребность выразить Вам нашу общую благодарность.
Вы несли высоко с гордостью и достоинством знамя товарищей буржуев камеры №17.
|
|
В третий и последний день визита в Смоленск наша фамильная делегация разбрелась по городу тремя маленькими независимыми группками. Мы с Сашей отправились просто ходить по улицам - это, кажется, самый надежный способ познакомиться с городом, его нутряной сущностью и атмосферой, которую мне не так просто ухватить в музеях и на полированных взглядами достопримечательностях. Погуляли по Офицерской Слободе, которую я нежно люблю, и вдруг, выйдя к Никольским воротам, получили дежавю - настоящий бродячий цирк у крепостной стены:
|
|
 В одном из писем моей двоюродной прабабки Галины Колдомасовой (урожд.Каменской) нашла прекрасный рисунок, изображающий план белорусской избы и прилегающего хозяйства. К рисунку прилагается текст, адресованный внучке: "Имей в виду, что все твои предки по линии моей матери, то есть прадеды и прабабы, были белорусскими крестьянами и чистоплюями никогда не были. Дети у них все лето ходили босиком по земле и навозу, а зимой вся семья спала вперемежку на полатях в избе, накрываясь тулупами, а под полатями, то есть под людьми, на земляном полу всю зиму жили животные, которых спасали от мороза: поросята, телята, куры и проч. В избе, кроме того, в морозы жили кот и собака. Несмотря на это, все были здоровыми, спокойными по натуре, и доживали до глубокой старости, и никому в голову не приходило оскорблять родных отца с матерью и плохо к ним относиться".
|
|
В 1915 году, когда мой прапрадед Каменский покинул пост Смотрителя Смоленского запасного продовольственного магазина (это по-нынешнему военные склады, довольно крупные, по тысяче человек сотрудников), было обнаружено огромное количество несоответствий и недостач. Прапрадеда пытались даже судить за разбазаривание, пришить какое-то приторговывание "зернистым перцем торговцу Линдерману" затем оправдали "по недоказанности", а позже, по итогам складских проверок, выпущен был такой вот "Приказ по интендантскому ведомству Минского военного округа на театре войны", иллюстрирующий запредельную степень разгильдяйства прапрадедовского высокого стиля управления складом.
|
|
 Смоленск, берег Днепра, 1926 год. Три восемнадцатилетних девы в чопорных, по нынешним меркам, купальниках: Марианна Ляшкевич, Тамара Каменская и Лидия, фамилии которой я не знаю. Марианна Ляшкевич (на фото слева) впоследствии вышла замуж за инженера-строителя Льва Шкубера, стала художницей, членом совета художников СССР. Жили они сначала в Смоленске, затем в Минске, а потом переехали в Москву. В 90-е годы я была на ее выставке, видела там портрет моего прадедушки Петра.
|
|
|
<< Первая < Предыдущая 1 2 Следующая > Последняя >>
|
|
Страница 1 из 2 |
