О многом еще можно было бы написать, но я теперь стала очень плохо видеть и пишу кратко. Зрение мое падает все больше и больше: в тетради я пока еще немного вижу линейки, но пишу по памяти, не разбирая букв. Сегодня я расшифровала дату прошлой записи, но слова прочесть уже не могу. С тех пор как я вышла на пенсию в мае 1983 года (как раз за день до рождения моего правнука Саши), я много читала книг, перечитывала классиков, следила за газетами и событиями дня, смотрела и телевизор. Теперь же я вовсе не могу читать — не вижу даже самый крупный шрифт, не могу шить и делать мелкую работу, вижу только предметы без их деталей. Это ужасно для меня.

В 1994 году, в 86 лет, я решилась на операцию по замене хрусталика, чтоб излечить катаракту, сделала все анализы, необходимые для этого, но мне так и не смогли пообещать, что я снова буду читать. Я поняла, что в случае неудачи вовсе ослепну, и решила оставить все как есть — что будет, то будет.

Спасибо и на том, что у меня сохранились память и разум, и я могу хотя бы вспомнить свое прошлое.

В декабре 87 года мы съехались с Юлей и ее большой семьей.

Я рассудила так: если я умру, то квартира пропадет (завещать тогда еще было нельзя). Жить отдельно мне стало уже тяжело, давление и сердце беспокоили, и все чаще я приезжала поболеть к Юле — чтобы не оставаться одной, рискуя снова потерять сознание дома или на улице. Пусть же моя дорогая внучка получит хорошую просторную квартиру для своей семьи, а я на старости лет буду жить среди любимых и родных.
Конечно, оказалось все не так-то просто.

Этот обмен я искала и готовила три года. Для начала надо было найти подходящую большую квартиру на северо-востоке Москвы, желательно по Ярославской дороге — у Юлиного семейства был деревенский домик по этому направлению. Много раз мои многоярусные «цепочки» рассыпались. Когда же достойная квартира нашлась, участники обмена никак не хотели ехать ко мне на Дубнинскую из-за того, что пьяницы ближайшего водочного магазина облюбовали подъезд в качестве туалета! Мне пришлось приложить определенные усилия, чтоб его закрыть — не магазин, а хотя бы отдел, и в этот момент мы как раз успели сменяться.

Мы переехали к метро Щербаковская, в кирпичный «сталинский» дом. Прямо рядом есть станция Ярославской железной дороги, по которой Юлина семья ездит летом в деревню, а за дорогой — Сокольнический парк, где очень много зелени и простора. Квартира досталась нам действительно большая: три комнаты по 20 с лишним метров, кухня, коридор, ванная, туалет, все удобства.

Конечно, нам пришлось сделать большой ремонт, поскольку квартира раньше была коммунальной и находилась в аварийном состоянии. Повезло, что почти сразу после нашего переезда в доме проводили капремонт, и какие-то основные ляпсусы залатало, таким образом, государство. После этого мы стали обживаться: одну комнату выделили мне, другую взяли Юля с Колей, а третья досталась детям – Маше, Саше и Лизоньке, для которых неподалеку нашлась и хорошая английская школа.

Ося, старший сын Коли, к этому времени уже давно вернулся к матери, а затем стал жить самостоятельно. В 1990 году он уехал в Копенгаген, где живет до сих пор, получив вид на жительство в августе 1991 года, во время правительственного переворота в Москве.

Маша окончила Гнесинку, а теперь заинтересовалась журналистикой. Работает, кажется, где-то в «Известиях». В 1997 году она вышла замуж за своего однокурсника из Гнесинки и у них родилась Анечка — моя первая праправнучка.

Саша и Лиза пока еще учатся в школе. Они хорошие, добрые ребята, умненькие, но воспитание у них хромает… Все мои замечания у них называются дурацким словом «лекция», для них я уже устарела и не представляю интереса. Таков печальный удел старости.

Коля с Юлей очень много работают, им приходится нелегко. Но семья у них получилась нормальная, они любят и уважают друг друга, Коля — благородный человек, и оба они добрые, отзывчивые люди. Я благодарна им, что они терпят меня и ухаживают за мной, хотя у них и без этого хватает в жизни сложностей. Случаются у нас, конечно, и конфликты, и ссоры, что я никак не могла представить себе раньше. Моя жизнь была устроена совсем иначе, и привыкнуть теперь к их распорядку мне непросто.

Оля, младшая дочь Туси, спустя 14 лет развелась со своим мужем Николаем и не так давно вышла замуж за другого. В 1997 году у них родилась дочь Вероника.

Сергей, мой первый муж, до самой своей смерти писал мне письма из Ярославля, где он поселился после войны. Его жизнь сложилась непросто, и каким-то образом получилось, что на старости лет он — ветеран войны, известный врач — оказался никому не нужен, кроме собаки, с которой делил маленькую комнатку в промышленном районе. Он писал мне о том, как, пока он был в больнице, соседи убили его собаку, и о том, как врачи упрекают его, что он зажился: 88 лет, зачем, мол, вы так долго живете? А ведь Сергей когда-то хотел жить до 150 лет и много работал как медик над вопросами продления жизни! Но в девяносто все выглядит иначе. После смерти Петра в письмах предлагал мне приехать и снова стать в его доме хозяйкой. Но как можно это себе представить? Я даже не показывала эти письма Юле, она добрый человек и сделает все, чтоб помочь дедушке, пусть даже поселив его в свою квартиру… В 1989 году очередное мое письмо вернулось с пометкой: «Адресат умер уже год».

Умерла и Галя, моя старшая сестра, в 1994 году. Ей было 88 лет, и до самой смерти она сохранила тяжелый характер, доставивший множество проблем ее дочерям, особенно Оле, у которой она жила в последние годы в Новосибирске. Ужиться с Галей было невозможно, Оле надо поставить памятник.

Но что характер… Тяжело быть старым, немощным и чувствовать себя ненужным. Вот и я зажилась, мое время вышло. Умерли обе мои сестры, давным-давно не стало мамы, ушел Петр, погибла моя дорогая Туся… Все мои друзья ушли в вечность, никого не осталось, кроме Маруси Шкубер, моей подруги детства из Смоленска. Мы постоянно с ней перезваниваемся и можем разговаривать часами. Несколько раз она даже приезжала ко мне на новогодние праздники. Она тоже сильно постарела, болеет, конфликтует с дочерью, но она счастливый человек — все еще пишет свои картины, у нее осталось любимое дело!

А для меня все стало пресным: еда безвкусна, зрение подводит, и главная моя радость – изредка сыграть в шашечки с Машей, как когда-то мы любили во времена ее детства, да когда собираются ко мне гости. Теперь это случается не часто, но иногда, в основном в день моего рождения 16 мая, съезжается родня: племянницы, мои внучки с семьями, друзья… мы с Юлей печем пироги и накрываем большой стол.

Однажды мы посчитали, что за одним столом собраны пять поколений: моя праправнучка Анечка, правнуки Маша, Леша, Саша и Лиза, внучки Юля и Оля, две Наташи — мои племянницы (сверстницы Туси) и, старшая, — я.

Иногда я сажусь за пианино, которое все еще стоит в одной из комнат, хотя никто сейчас им не пользуется, и одним пальцем, на ощупь, наигрываю свой любимый романс:

Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые,

Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица, давно позабытые...

Это Юля подсказала мне: пиши, чтобы чем-нибудь заняться, свою биографию, потом я ее перепечатаю, и нам будет интересно почитать о твоей жизни. И я, когда одиноко и тоскливо, пишу свои воспоминания. Наверное, постараюсь потом их уничтожить… Кому они нужны, да еще такие неразборчивые.