Поселившись в хорошем общежитии, я могла серьезно заниматься. Мы с Любой еще на первом курсе увлеклись анатомией и в свободное время ходили в анатомичку (помимо обычных групповых работ), когда там никого не было, и занимались препарированием на трупах. Бывало, приходит сторож, дает нам ключ от морозильной комнаты, где находятся горы трупов, и мы должны были найти свой, который нам дали на группу по норме, и, положив его на носилки, нести в свою рабочую комнату. Там перекладывали на стол и работали по несколько часов, после чего должны были отнести его на место.

Наши препараты были лучшими, мы углубленно работали и нередко спорили по тому или иному вопросу. Товарищи над нами подтрунивали и говорили: «Опять мнения ученых разошлись: Каменская и Кестнер спорят».

Иногда в свободные вечера мы с Фаней ходили на каток в Парк культуры им.Горького, где однажды познакомились с парнем-билетером из Большого театра, который потом бесплатно проводил нас на все спектакли. В течение зимы просмотрели весь репертуар, бывали и на закрытых спектаклях, даже когда театр посещал Сталин. Если он сидел в ложе «у барьера», овациям перед началом спектакля не было конца. Однажды мы оказались в ложе почти напротив Сталина. Впереди сидела его дочь, тогда еще совсем девочка, и мальчик, оба в пионерских галстуках, а Сталин вошел позже, когда уже начался спектакль, и сел в уголок ложи. Я навела на него бинокль, и вдруг, откуда ни возьмись, ко мне подошел мужчина в сером костюме и сказал: «Опустите бинокль». Мы с Фаней решили, что нас, как «зайцев», в антракте выведут из ложи, но все обошлось благополучно.

Так шло время. В больницу, где работал Сергей, приехала врач-терапевт, которая недавно окончила институт, — женщина с рыжими волосами, довольно интересная. У нее был годовалый сын, а муж, тоже медик, еще учился на последнем курсе. Нередко мы ездили с ним вместе в праздничные дни на посланных за нами лошадях, так как от станции до больницы было еще 10 километров лесом. Случилось так, что эта Ирина влюбилась в Сергея, о чем он мне как-то сказал. Я равнодушно заметила: «Дай то Бог». «Ты что же, не ревнуешь меня?» Я ответила: «Конечно нет, ты убил во мне всякие чувства своей глупой необоснованной ревностью. А ревность – это низменное чувство, мне оно вовсе незнакомо».

В следующий раз, когда я приехала, как обычно, в воскресенье, он мне сообщил, что сошелся с Ириной. Я перекрестилась и сказала: «Слава Богу! Теперь я спокойно могу развестись с тобой, так как ты изменил мне первый».

Он думал, что я пошутила, а я отправилась в ЗАГС, заплатила три рубля и оформила развод. Когда он спохватился и прибежал туда, ему оставалось только расписаться.

Дома был ужасный скандал, я ушла к Тусе в комнату, где она жила с няней, и легла с ней спать. Ночью, когда я заснула, он пришел и стал меня душить. Я закричала спросонья, девочка заплакала, нянька вскочила и закричала: «Что вы делаете!», и он отпустил меня, в бешенстве сказав: «Ты не уйдешь от меня к другому».

Наутро я пошла к Ирине. Она встретила меня напряженно, но я ей сказала, что не имею к ней претензий, и давно не люблю Сергея за его дикий характер, мы с ним просто чужие люди, и если ты его полюбила и можешь создать ему семью, то я буду очень рада, я не стою на вашем пути. Тусеньку я возьму к себе, как только закончу институт (это было, когда я переходила на 4-й курс), а пока она будет жить у отца, так как мне ее некуда взять, я живу в общежитии. Я буду по выходным дням навещать свою дочку, которую очень люблю. В общем, все было сказано, и мы разошлись по-хорошему. Я уехала в Москву.

На следующий же день он приехал ко мне, снова умолял и плакал, что он просто пошутил и хотел возбудить во мне ревность, и что он не любит Ирину, и что я должна к нему вернуться. Я была неумолима и сказала, что между нами все кончено, мы совсем разные люди и никогда не будем уже вместе. Девочка пока останется с тобой и Ириной, я думаю, что ты не дашь ее в обиду.

Он приезжал еще, но разговор не сдвинулся с места. Я сказала: «Если она любит тебя и тоже хочет детей, то вы создадите хорошую семью. Вам надо пожениться, тем более, что муж ее тоже взял развод».

Я ездила к дочке по-прежнему каждую неделю, Сергей всегда посылал на станцию за мной лошадь и укутывал меня медвежьей полостью в возке. Наконец он смирился, и была назначена свадьба. Я нарочно не поехала в тот вечер, отложила на следующий, но у них почему-то была перенесена свадьба на неделю, и в следующие выходные, приехав к вечеру, я как раз попала на этот праздник. Все сидели за столом. Меня, конечно, знали все врачи с их семьями, и я оказалась в неприятной ситуации. Сергей сидел на конце стола хмурый как сыч, а Ирина что-то брякала на гитаре, водворилась тишина, и гости постепенно начали расходиться. Я вышла в переднюю комнату, чтобы проводить мужа и жену – моих приятелей, и сказала, что ночь такая лунная и прекрасная, с морозцем, я провожу вас до дома. В это время Сергей вышел за мной и, схватив за рукав шубы, сказал:

— Куда ты идешь?

— Сергей, веди себя тактично, это твоя свадьба, а куда я иду — это тебя не касается, будь человеком, — сказала ему я.

И мы ушли. Вернувшись, я спала в Тусиной комнате, а наутро Ирина вышла к чаю заплаканная, и когда я спросила, что с ней, она ответила, что всю ночь проплакала, так как он ей сказал, что он ее не любит, а любит только Тамару. Бросилась ко мне и стала плакать. Я утешала ее и сказала, что все образуется, но она продолжала его ревновать ко мне и все старалась увезти его подальше. Наконец они уехали в Ярославль. Я сказала Сергею, что оставляю Тусе свою кровать с шелковым одеялом и подушкой, а там обставите себя сами.

Но когда я приехала к ним на Рождество, чтобы повидаться с моей крошкой, я увидела, что она спит на маленьком диване с проваленными ямами и торчащими пружинами. Я сказала: «Как ты мог допустить такое, чтобы девочку согнали с материнской кровати и на ней разлеглась Ирина?! Поставьте все на место, и только она будет здесь спать». Ирина предложила, что ее мать может взять Тусю к себе в Люберцы и будет за ней ухаживать, но я возмутилась и возразила, что у ребенка есть отец, а ты, Сергей, ответишь мне за девочку в случае чего. Как только я закончу учебу, она ни одной минуты здесь не будет. Я возьму ее к себе. Забегая вперед, скажу, что так я и сделала: забрала Тусеньку, еще даже не получив диплом и не обосновавшись на определенном месте.

А пока что я продолжала жить в общежитии. Однажды нас с Фаней вызвали в Горздрав и предложили поехать сопровождающими костно-туберкулезных детей в Евпаторию в качестве медсестер. С нами должен был ехать и врач. У нас в это время шла сессия, переход на 5-й курс, осталось сдать кожно-венерологические болезни, на которые давалось семь дней. Мы ни разу еще не видели море, поэтому решили в случае чего оставить на осень «хвост» и дали согласие.

Приехав в Евпаторию с детьми, мы пришли от моря в восторг и сказали: «Сдадим экзамен и вернемся работать к вам». Нам, конечно, не поверили.
Мы же уехали, заперлись в Галиной свободной комнате на улице Герцена — тогда они уже получили квартирку в одноэтажном доме, а сами были на даче. Усиленно позанимавшись день и ночь в течение трех дней, пришли к ассистенту сдавать экзамен. Венерологические сдали без заминки, а кожные заболевания, где было множество разных лишаев, — неважно, так как у нас в головах все перепуталось. Ассистент говорит: «Не знаю, девчонки, что с вами делать». Тогда я рассказала ему, что нам надо ехать в Евпаторию работать по костному туберкулезу с детьми. Он сказал: «Обязательно поезжайте, я поставлю вам тройки». Мы были очень рады и тут же поехали обратно.

В крымском санатории им.Семашко мы проработали все лето. У нас была комната с террасой на самом берегу моря. Питание было хорошее, одного обеда хватало на двоих с лихвой. В 7 часов был первый завтрак, в 10 — второй завтрак, затем обед, к которому полагалось 2 кг фруктов, затем полдник, ужин и на ночь — бутылка кефира. Мы жили как в раю и заработали хорошие по тем временам деньги. В 7 часов утра отпускали ультрафиолетовые ванны, научились делать гипсы и занимались ими до двух часов дня, потом были свободны и катались после обеда на яхте, купались в море. Заплывая на яхте километра на два, мы с Фаней прыгали в воду и плыли к берегу — это был наш спорт. Однажды, прыгнув, мы попали в целое море огромных медуз. Мы подняли крик, так как было очень противно разгребать эти слизистые массы, яхта вернулась и нас спасла.
Я скучала без Тусеньки, и по приезде первым делом поехала к ней, привезла ей много винограда и фруктов. Узнав, что я приехала, она побежала мне на встречу и вдруг остановилась, посмотрела на меня своими удивленными черными глазищами и стремглав унеслась. За три месяца в Евпатории я стала совершенно черной от загара, и она испугалась, не признав свою маму.

В Евпатории мы занимались и наукой. Из Свердловска приезжал профессор Ч., известный даже за рубежом, и читал интересные лекции для своих учеников и врачей санатория. Эти лекции были очень увлекательными и полезными, и заканчивались обычно ужином или чаепитиями, причем каждый санаторий соревновался, у кого лучше угощение.

Лето прошло плодотворно, и мы договорились, что после окончания института приедем работать в санаторий им.Семашко врачами.