Избавившись от мужа-тирана, я почувствовала наконец себя свободной, взяла пятилетнюю Тусеньку и на летние каникулы поехала с ней к маме в Смоленск. Надо сказать, что бедную маму к тому моменту уже выселили из нашего дома и дали ей комнату, разделенную неполной перегородкой, за которой находилась полутемная кухня. Это было недалеко от старого дома, на той же Казанской улице во дворе Казанской церкви. С мамой жила тогда только моя младшая сестра Елена (Ляля), которая окончила техникум связи и работала на телеграфе, занимаясь фототелеграммами.

Мы провели у них месяца два. Как-то раз мама повела Тусю в церковь. Она была очень любопытная и впечатлительная девочка, ее все там поразило – и горящие свечи, и иконы, она остановилась перед иконой Николая Угодника и громко на всю церковь объявила: «Смотри, бабушка, дед Ленин!». Люди стали оборачиваться, и мама скорее с ней ретировалась. Мама была религиозной и переживала, что мы не крестили ребенка, но тогда это было как-то не принято. Вероятно, она крестила Тусю тайком от меня, тем более что жила прямо во дворе церкви.

Однажды мы с моей двоюродной сестрой Наташей, которая тогда жила в Смоленске (это дочь тети Ксении, маминой сестры), были у наших друзей Уллас. И вот мы сидим за столом, вдруг звонок, и входят двое мужчин – один в военной форме, другой в штатском. Последний – это их друг, брат жены Тухачевского, который был тогда начальник Западного округа. Когда же я взглянула на военного, у меня как будто все перевернулось внутри, я поняла, что это тот человек, которого можно встретить только раз в жизни, а то и вовсе никогда. Это была любовь с первого взгляда.

Поздоровавшись со всеми, он сел рядом со мной и не отходил от меня весь вечер. Оказалось, что в Смоленск он приехал в командировку на несколько дней, а живет и работает постоянно в Москве. У него на погонах было две или три (не помню) «шпалы», как тогда назывались эти различия – значит, он был каким-то высоким офицерским чином.

В конце вечера он предложил своему товарищу Максу пойти погулять в Лопатинский сад, который был рядом с домом, и мы пошли: я с Александром (так его звали), а Наташа с Максом. Немного потанцевали на танцплощадке, а потом разошлись по парам в разные стороны. Он распрашивал обо мне и рассказывал про себя. Говорил, что он был донской казак, потом окончил военное училище, был в разных военных ситуациях, а сейчас живет в Москве. Что он был женат, но сейчас в разводе и что завтра мы снова должны встретиться и быть вместе, и вместе поехать в Москву. Сказал, что у него сразу появилось большое чувство ко мне, но здесь ему осталось пробыть всего три дня и мы должны воссоединиться в Москве. Я ответила, что поехать не смогу, потому что моя девочка заболела скарлатиной, и несмотря на то, что у меня через два дня начнутся занятия в институте, я буду ждать ее выздоровления. Я ее не повезу отсюда, пока она не окрепнет после болезни, потому что могут возникнуть осложнения. Александр сказал, что Макс устроит нас в санитарном вагоне, но я повторила, что уеду, только когда она будет совсем здорова.

На другой день мы снова встретились с ним в Лопатинском саду. Он говорил, что всю ночь думал обо мне и что он безумно влюблен, и мы должны принадлежать друг другу на всю жизнь, и ни в коем случае не можем расстаться. Я тоже призналась ему в своих чувствах, но заметила, что если он меня действительно любит и уважает, то сейчас не может требовать чего-нибудь большего, чем наши взаимные поцелуи. Он ответил, что он совсем обезумел и просит у меня прощения, и что завтра перед его отъездом не будем больше встречаться наедине, а пойдем в театр, где мы будем на людях, но все же вместе. И взял с меня слово, что по приезде в Москву я немедленно позвоню ему по такому-то телефону и скажу слово в слово: «Я приехала», и он тут же придет ко мне.

Мы пошли в театр, после чего он проводил меня до дома и, крепко обняв и поцеловав, сказал: «Я буду ждать вас каждый день и каждую минуту. К сожалению, командировка кончилась, но я обрел любимого человека и я уверен, что это судьба и мы навсегда будем счастливы вместе. Вы будете моей любимой и любящей женой. Сразу же позвоните мне, как договорились, и не забудьте наш пароль – если и не я подойду к телефону, то мне передадут». И мы расстались.

Меня несколько удивила такая конспирация, и я почему-то решила, что он, наверное, какой-то засекреченный разведчик или что-нибудь в этом роде.

Я задержалась еще на неделю в Смоленске, пока Тусенька не поправилась окончательно и не начала уже выходить гулять. Я не стала звонить Максу и не воспользовалась санитарным вагоном, как мне советовал перед отъездом Александр. В Москве я отвезла Тусеньку к отцу, так как другого выхода у меня не было и она жила теперь с папой и Ириной, у которой был тоже сын от первого брака.

Я позвонила по оставленному мне телефону и сказала: «Я приехала, Александр К.» (его фамилия начиналась на «к», не хочу называть полностью). Не прошло и часа, как он приехал в общежитие, но пробыл недолго, сказав, что у него масса дел, которые он должен сегодня закончить, с тем чтобы мы вечером пошли в Большой театр на «Лебединое озеро», и, оставив мне билеты, обещал к семи часам заехать за мной.

Я была на седьмом небе, такая веселая и счастливая, пошла в парикмахерскую, сделала маникюр и прическу, надела самое красивое свое платье. Фаня сказала, что я очень хорошо выгляжу. Я ждала его с нетерпением.

Но наступило семь и восемь часов, когда спектакль уже давно начался, а его все еще не было. Я страшно переживала и думала, как же он мог так поступить со мной? Если даже что-то случилось, он должен был сообщить мне об этом каким бы то ни было образом (телефона в общежитии не было). Я считала, что это непростительное оскорбление с его стороны, собрала необходимые вещи и в девять часов уехала к Гале, сказав Фане: «Если он и появится, скажи, что я уехала из Москвы к каким-то своим родственникам, а куда – не знаешь». Я даже Фане не сказала, куда я еду.

Я пробыла неделю у Гали, никуда не выходя и не посещая институт. Я верила ему, и была оскорблена в лучших своих чувствах, потому что я серьезно и глубоко полюбила его и ждала от него того же. Значит, он недостаточно меня уважает, если мог так поступить.

Как потом выяснилось, он приехал в семь часов утра, чтобы застать меня до ухода в институт, и сказал Фане, что очень переживал, но ничего не мог сделать, так как вызвали на совещание в Кремль, где он пробыл до одиннадцати часов вечера. В тот вечер также решалась его судьба: его по работе откомандировали на восток, куда он и должен будет через два дня уехать. Фаня объяснила ему, что я ждала его с нетерпением, а поскольку он не сообщил о себе ничего, я в девять вечера уехала куда-то, получив письмо от своих родственников. Он был очень расстроен, как сказала Фаня, и оставил мне письмо, где писал, что надеется, что я действительно полюбила его и поеду с ним в качестве жены, и он сделал бы перевод в институт, где я могла бы закончить мое медицинское образование. Он задержался еще на два дня после срока его назначения и каждый день ездил в мой институт в надежде, что я там появлюсь, но так и уехал, не узнав, где я.

Я долго думала потом, кто из нас виноват в этой странной разлуке, и решила, что такова судьба. Я знала, если бы между нами уже была близость, я бы поехала за ним на край света.

Позже я еще встречусь с ним. Это будет года через полтора, уже после окончания института, и об этом я напишу потом.

После окончания института мы с Фаней стажировались шесть месяцев по костному туберкулезу в лучшем санатории Москвы в Сокольниках, на 4-м Лучевом просеке, которым заведовала Зинаида Юлиановна Ролье, которая получила образование в Швейцарии, а консультировал знаменитый профессор Краснобаев. В те дни мы жили с еще одной выпускницей нашего института, Тамарой Яковлевной, при санатории, в деревянной постройке, где у нас было две кровати, стол и печка с лежанкой. После протопки этой печки температура в комнате поднималась до тридцати градусов, а к утру опускалась до нуля. Но нас это мало трогало, жили мы на всем готовом, так как сотрудникам санатория полагалось питание, и даже получали какие-то (правда, незначительные) деньги. Мы с Фаней очень надеялись получить распределение в Евпаторию и там применить полученные знания.

Увы, после окончания мединститута нас распределили по разным местам. Мне выпало ехать в Рязань, но так как у нас был месячный отпуск, мы снова отправились в Евпаторию. Я взяла с собой Тусю и оттуда решила поехать в Москву, надеясь сменить распределение в министерстве на крымский санаторий им.Семашко, потому что там нужны были врачи. Но в министерстве некая Сендерова орала и кричала, чтобы я немедленно приступала к работе по своему месту назначения в Рязани, в санатории «Солотча». В это же время приехала другая врач, которая со слезами упрашивала эту Сендерову, чтобы ее отправили на восток, где у нее были родители, и ей тоже отказали.