Наша младшая сестра Ляля росла болезненной девочкой. Няня Наташа очень любила ее, баловала и ничего не давала ей делать по дому. Когда Галя уехала в Москву, у нас две зимы жила Аня Заварина, младшая дочь маминой сестры тети Ксении, она училась в одном классе с Лялей и дружила с ней. А родители ее, Валериан Павлович и Ксения Макаровна с детьми, уехали в Подмосковье, так как с такой большой семьей было невозможно прожить в городе.

Ни о каком замужестве я и думать не думала, и никто мне всерьез не нужен был, но — из огня да в полымя. Через некоторое время я снова попала в ловушку: по окончании техникума я должна была встать на учет на биржу труда, поскольку была безработица. Я ходила туда отмечаться чуть ли не каждый день и обязана была поехать в любое место работы, как только мне его предложат на бирже. Я считала, что раз я окончила техникум и имею специальность, то должна работать и помогать семье, потому что все (Галя, мама и няня Наташа) работают, а Ляля еще учится в школе.

Сергей Селивестрович относился ко мне очень хорошо, все подробно разъяснял и давал мне работать самостоятельно. Он проводил и профилактическую работу – ездил по деревням читать лекции и брал меня с собой. В таких поездках я была ассистентом – развешивала плакаты и т.д. Во время приема пациентов иногда применял он и свой гипноз.

Скоро мне надоело читать восторженные письма Сергея о кроватках и колясках и я, наконец, написала ему, что ничего этого уже не нужно и что возвращаться я не собираюсь. Наступил некоторый перерыв в письмах, а затем я получила гневное послание, где он, акушер-гинеколог, пишет мне не о самом факте аборта, а о том, «как это ты могла показаться постороннему мужчине в таком виде», и что он сомневается, сможет ли теперь прикоснуться ко мне.